Спектакль «Мертвые души», поставленный в театре «Русская антреприза» им. А. Миронова в 1993 г. по мотивам поэмы Н. В. Гоголя и пьесы М. Булгакова режиссером Владом Фурманом, в сентябре этого года отмечает свое десятилетие. Все это время он остается привлекательным для зрителей любого возраста: он и учит, и заставляет задуматься, и смешит. Этот талантливо поставленный и необычный спектакль в 1993 г. стал лауреатом Первого Русского театрального фестиваля в Париже и был награжден призом СТД за новаторскую режиссуру. Его основную концепцию составляет исполнение всех ролей тремя артистами — С. Русскиным, А. Федькиным, Н. Диком, — а также использование театра масок. Особую атмосферу постановке придают декорации, которые представляют нам героев пьесы словно в разных плоскостях.
В «Мертвых душах» В. Фурмана три Чичикова. Подобным приемом воспользовался и театр им. Комиссаржевской, но там этих героев двое и они почти всегда вместе на сцене, в отличие от «Русской антрепризы», где все втроем появляются только в начале и конце спектакля, что, безусловно, усиливает его эмоциональный накал. Постановка В. Фурмана, на мой взгляд, отличается большей живостью, гротескностью, современностью и завершенностью. Как в калейдоскопе, сменяют друг друга артисты, исполняющие роль главного героя, меняются персонажи, с которыми он встречается, и часто вновь появившееся действующее лицо пьесы продолжает реплику предыдущего. Так, после сцены Н. Дика–Чичикова и А. Федькина–Манилова мы видим С. Русскина в роли Павла Ивановича, который продолжает монолог Манилова с присущей этому персонажу задумчивостью и мечтательностью, совершенно несвойственной Чичикову.
Режиссер и артисты объединяют качества персонажей, показывая удивительное умение этого ловкого мошенника вести себя по-разному в зависимости от обстоятельств. Льстивым и угодливым представляется нам Н. Дик–Чичиков в сценах с Губернатором. «А дороги-то у вас бархатные», — сообщает он Губернатору, и таким же бархатным кажется его полный меда голос. Мы видим Чичикова кокетливым и жеманным в общении с Маниловым. В исполнении А. Федькина этот герой в сцене с Плюшкиным кажется особенно дружелюбным и заботливым.
Все три образа Чичикова, созданные участвующими в постановке артистами, очень отличаются. Н. Дик показывает Павла Ивановича жестким, волевым, грозным человеком, готовым на все ради своих целей. Он лишь искусно меняет лики. Герой Федькина более хитрый, льстивый, кокетливый и коварный. В интерпретации Русскина этот персонаж становится более привлекательным, добивающимся своего за счет обаяния и умелого использования чужих слабостей.
Он — тонкий психолог, удачно маскирующий благодушием свое коварство и подлость. Но, хотя в исполнении Русскина он и не выглядит грозно, но тоже неотступно следует своим целям. Виртуозно торгуясь, он лидирует в диалоге с Собакевичем, ни на шаг не отклоняясь от задуманного. Этот Чичиков с каждым говорит на его языке. Он терпелив с тупой и глуховатой Коробочкой. Приветлив с фамильярным Ноздревым, но твердо сдерживает его нелепые порывы. Но, получая отказ или слыша неподходящую цену, он более эмоционально реагирует, нежели герой Федькина или Дика. Огорчение и гнев его так искренни, что ему невозможно не уступить.
Перед каждым персонажем он демонстрирует новую грань своей натуры. И раскаяние Павла Ивановича тоже кажется одним из его ликов. Начинается спектакль с покаянной молитвы всех трех Чичиковых, а в финале мы видим уже самооправдание главного героя, его убежденность в своей правоте. Ловкий, хитрый и незаурядный, Чичиков Русскина невольно вызывает симпатию у зрителя. Он обманывает своих партнеров с такой легкостью, изяществом и настоящим искусством, что приходится признать его превосходство. Начиная каждый диалог в маске, Русскин затем снимает ее, потому что маска этого героя всегда одинакова, а в образе главного героя пьесы артист показывает многоликость своего персонажа. В общении с каждым партнером его Чичиков не только говорит, но и двигается по-разному, у него появляется другая мимика, жесты, меняется выражение его лица и глаз. На мой взгляд, та фарсовость, которую придает артист исполнению этой роли, по-новому раскрывает социальные оттенки пьесы, делая ее ближе современному зрителю.
Вероятно, самой сильной картиной в спектакле можно считать диалог Чичикова с Плюшкиным. Плюшкин в исполнении Русскина одновременно выглядит и отталкивающим, полупомешанным на почве скупости, и глубоко страдающим и несчастным человеком. Он отвратителен и жалок в своих лохмотьях, всех ненавидит и боится, как бы кто не польстился на остатки его состояния. В любых действиях и словах окружающих он видит стремление посягнуть на его собственность, что стало настоящей манией Плюшкина. Рассказывая о проявляющем родственные чувства капитане, Плюшкин уверен, что тот подбирается к его богатству. В его голосе слышна плохо скрываемая дрожь и надежда, когда он говорит о том, что уже отобедал. Эта надежда перерастает в бурную радость после заверений Павла Ивановича в том, что тот не голоден.
Но Плюшкин с тоской и горечью вспоминает приезд дочери, и когда он с гневом повествует о том, как выгнал ее с пустыми руками, в словах его чувствуется сомнение в том, правильно ли он поступил. Он очень одинок, и сожаление проскальзывает в его словах о том, что «все знакомые с ним раззнакомились». Он остро ощущает свою непохожесть на других и, несмотря на то, что всех осуждает и презирает, в глубине души тянется к людям. Поэтому он сначала легко соглашается на предложение Павла Ивановича, но снова страшная догадка врывается в его сознание: «В город? Это чтобы я дом оставил?!» И опять человеческие порывы Плюшкина тонут в пучине маниакальной подозрительности.
Русскин очень ярко показывает разные чувства своего героя: негодование, надежда, сомнение, скорбь, подозрительность сменяют друг друга, отражаясь на его лице. Недаром артист в этой роли не надевает маску — это делает его героя живым, а не застывшим в одном состоянии. И голос его звучит то тревожно и глухо, то спокойно и ровно, то горько и отчаянно. Пожалуй, роль Плюшкина можно назвать одной из самых интересных работ С. Русскина.
Также он исполняет в этом спектакле роли Губернатора и Дамы. Губернатор Русскина мнит себя спасителем Отечества, блестящим оратором. В эту роль артист вносит явно пародийные ноты, шаржируя пафосность своего героя. Но, как и в образе Плюшкина, у Губернатора тоже проявляются человеческие черты: мило и застенчиво он сообщает, что сам вышил картину. Он падок на лесть, доверчив и легко попадает под чужое влияние. В работе над этим героем особенно ярко выражена особенность таланта С. Русскина — даже в небольшой роли всегда виден характер действующего лица пьесы, о нем можно сказать очень много.
И, наконец, тот персонаж, где полностью растворяется сам артист — Дама, просто приятная. Мы уже не видим Русскина, перед нами предстает жеманная, любопытная кокетка и сплетница, падкая до сенсаций. Очаровательно грассируя и кокетливо вертясь, обсуждает она с приятельницей, кто же на самом деле Чичиков, сама проникаясь верой в свои басни и исполняясь ужаса и восторга.
Партнерша этой Дамы несколько уступает ей в выразительности. Эта роль в исполнении Н. Дика напоминает его же Коробочку. Зато образ Коробочки, по-моему, является одним из самых удачных в спектакле. Яркая внешность Дика исчезает под личиной глупой, безобразной, алчной старухи с визгливым голосом. Туго соображая, она, тем не менее, схватывает с полуслова то, что касается ее выгоды. Одной из самых забавных сцен можно назвать знакомство этой героини с Чичиковым – Русскиным. Неподражаемая игра слов: «Коробочка, коллежская секретарша» — «А я про Ноздрева» вносит в спектакль особенную живость и гротеск.
Очень интересна и картина, в которой главный герой встречается с Ноздревым. Эмоциональным, нелепым, глуповатым и бесшабашным, — таким мы видим Ноздрева в исполнении А. Федькина. С лихостью отчаявшегося торгового агента-неудачника он пытается навязать Чичикову то «каурую кобылу», то «брудастую собаку с усами», то бричку и шарманку. «Ведь ты ж подлец!» — сказанные в адрес Павла Ивановича, эти слова в его устах звучат скорее комплиментом, чем ругательством. Герой Федькина признает превосходство приятеля, восхищается им, но не может преодолеть свою натуру, пытающуюся хоть как-то перехитрить и обойти собеседника. Жалко выглядит его плутовство в игре — единственном торге, на который ему удалось уговорить партнера. Обиженно-недовольный рефрен Ноздрева–Федькина: «Знаем мы вас, как вы плохо играете в шашки» и победный: «Давненько не брал я в руки шашек» Чичикова–Русскина придают этой сцене неповторимый колорит.
Диалог Павла Ивановича, роль которого в этой картине снова исполняет Русскин, и Собакевича можно особенно высоко оценить с точки зрения режиссуры. Виртуозный, искрометный торг настойчивого и хитрого мошенника с медлительным, неотесанным и непреклонным Собакевичем-Диком, перемежающийся своеобразными постановочными эффектами (появлением «мертвых душ», бегством жареного поросенка), неизменно вызывает смех зрителей.
Думаю, что эту постановку ждет еще более долгая жизнь. Необычность режиссуры, интересные трактовки персонажей, талантливый актерский ансамбль, современность прочтения бессмертного произведения — все это на протяжении десяти лет обеспечивает настоящий успех спектакля «Мертвые души» театра «Русская антреприза» им. А. Миронова.
В «Мертвых душах» В. Фурмана три Чичикова. Подобным приемом воспользовался и театр им. Комиссаржевской, но там этих героев двое и они почти всегда вместе на сцене, в отличие от «Русской антрепризы», где все втроем появляются только в начале и конце спектакля, что, безусловно, усиливает его эмоциональный накал. Постановка В. Фурмана, на мой взгляд, отличается большей живостью, гротескностью, современностью и завершенностью. Как в калейдоскопе, сменяют друг друга артисты, исполняющие роль главного героя, меняются персонажи, с которыми он встречается, и часто вновь появившееся действующее лицо пьесы продолжает реплику предыдущего. Так, после сцены Н. Дика–Чичикова и А. Федькина–Манилова мы видим С. Русскина в роли Павла Ивановича, который продолжает монолог Манилова с присущей этому персонажу задумчивостью и мечтательностью, совершенно несвойственной Чичикову.
Режиссер и артисты объединяют качества персонажей, показывая удивительное умение этого ловкого мошенника вести себя по-разному в зависимости от обстоятельств. Льстивым и угодливым представляется нам Н. Дик–Чичиков в сценах с Губернатором. «А дороги-то у вас бархатные», — сообщает он Губернатору, и таким же бархатным кажется его полный меда голос. Мы видим Чичикова кокетливым и жеманным в общении с Маниловым. В исполнении А. Федькина этот герой в сцене с Плюшкиным кажется особенно дружелюбным и заботливым.
Все три образа Чичикова, созданные участвующими в постановке артистами, очень отличаются. Н. Дик показывает Павла Ивановича жестким, волевым, грозным человеком, готовым на все ради своих целей. Он лишь искусно меняет лики. Герой Федькина более хитрый, льстивый, кокетливый и коварный. В интерпретации Русскина этот персонаж становится более привлекательным, добивающимся своего за счет обаяния и умелого использования чужих слабостей.
Он — тонкий психолог, удачно маскирующий благодушием свое коварство и подлость. Но, хотя в исполнении Русскина он и не выглядит грозно, но тоже неотступно следует своим целям. Виртуозно торгуясь, он лидирует в диалоге с Собакевичем, ни на шаг не отклоняясь от задуманного. Этот Чичиков с каждым говорит на его языке. Он терпелив с тупой и глуховатой Коробочкой. Приветлив с фамильярным Ноздревым, но твердо сдерживает его нелепые порывы. Но, получая отказ или слыша неподходящую цену, он более эмоционально реагирует, нежели герой Федькина или Дика. Огорчение и гнев его так искренни, что ему невозможно не уступить.
Перед каждым персонажем он демонстрирует новую грань своей натуры. И раскаяние Павла Ивановича тоже кажется одним из его ликов. Начинается спектакль с покаянной молитвы всех трех Чичиковых, а в финале мы видим уже самооправдание главного героя, его убежденность в своей правоте. Ловкий, хитрый и незаурядный, Чичиков Русскина невольно вызывает симпатию у зрителя. Он обманывает своих партнеров с такой легкостью, изяществом и настоящим искусством, что приходится признать его превосходство. Начиная каждый диалог в маске, Русскин затем снимает ее, потому что маска этого героя всегда одинакова, а в образе главного героя пьесы артист показывает многоликость своего персонажа. В общении с каждым партнером его Чичиков не только говорит, но и двигается по-разному, у него появляется другая мимика, жесты, меняется выражение его лица и глаз. На мой взгляд, та фарсовость, которую придает артист исполнению этой роли, по-новому раскрывает социальные оттенки пьесы, делая ее ближе современному зрителю.
Вероятно, самой сильной картиной в спектакле можно считать диалог Чичикова с Плюшкиным. Плюшкин в исполнении Русскина одновременно выглядит и отталкивающим, полупомешанным на почве скупости, и глубоко страдающим и несчастным человеком. Он отвратителен и жалок в своих лохмотьях, всех ненавидит и боится, как бы кто не польстился на остатки его состояния. В любых действиях и словах окружающих он видит стремление посягнуть на его собственность, что стало настоящей манией Плюшкина. Рассказывая о проявляющем родственные чувства капитане, Плюшкин уверен, что тот подбирается к его богатству. В его голосе слышна плохо скрываемая дрожь и надежда, когда он говорит о том, что уже отобедал. Эта надежда перерастает в бурную радость после заверений Павла Ивановича в том, что тот не голоден.
Но Плюшкин с тоской и горечью вспоминает приезд дочери, и когда он с гневом повествует о том, как выгнал ее с пустыми руками, в словах его чувствуется сомнение в том, правильно ли он поступил. Он очень одинок, и сожаление проскальзывает в его словах о том, что «все знакомые с ним раззнакомились». Он остро ощущает свою непохожесть на других и, несмотря на то, что всех осуждает и презирает, в глубине души тянется к людям. Поэтому он сначала легко соглашается на предложение Павла Ивановича, но снова страшная догадка врывается в его сознание: «В город? Это чтобы я дом оставил?!» И опять человеческие порывы Плюшкина тонут в пучине маниакальной подозрительности.
Русскин очень ярко показывает разные чувства своего героя: негодование, надежда, сомнение, скорбь, подозрительность сменяют друг друга, отражаясь на его лице. Недаром артист в этой роли не надевает маску — это делает его героя живым, а не застывшим в одном состоянии. И голос его звучит то тревожно и глухо, то спокойно и ровно, то горько и отчаянно. Пожалуй, роль Плюшкина можно назвать одной из самых интересных работ С. Русскина.
Также он исполняет в этом спектакле роли Губернатора и Дамы. Губернатор Русскина мнит себя спасителем Отечества, блестящим оратором. В эту роль артист вносит явно пародийные ноты, шаржируя пафосность своего героя. Но, как и в образе Плюшкина, у Губернатора тоже проявляются человеческие черты: мило и застенчиво он сообщает, что сам вышил картину. Он падок на лесть, доверчив и легко попадает под чужое влияние. В работе над этим героем особенно ярко выражена особенность таланта С. Русскина — даже в небольшой роли всегда виден характер действующего лица пьесы, о нем можно сказать очень много.
И, наконец, тот персонаж, где полностью растворяется сам артист — Дама, просто приятная. Мы уже не видим Русскина, перед нами предстает жеманная, любопытная кокетка и сплетница, падкая до сенсаций. Очаровательно грассируя и кокетливо вертясь, обсуждает она с приятельницей, кто же на самом деле Чичиков, сама проникаясь верой в свои басни и исполняясь ужаса и восторга.
Партнерша этой Дамы несколько уступает ей в выразительности. Эта роль в исполнении Н. Дика напоминает его же Коробочку. Зато образ Коробочки, по-моему, является одним из самых удачных в спектакле. Яркая внешность Дика исчезает под личиной глупой, безобразной, алчной старухи с визгливым голосом. Туго соображая, она, тем не менее, схватывает с полуслова то, что касается ее выгоды. Одной из самых забавных сцен можно назвать знакомство этой героини с Чичиковым – Русскиным. Неподражаемая игра слов: «Коробочка, коллежская секретарша» — «А я про Ноздрева» вносит в спектакль особенную живость и гротеск.
Очень интересна и картина, в которой главный герой встречается с Ноздревым. Эмоциональным, нелепым, глуповатым и бесшабашным, — таким мы видим Ноздрева в исполнении А. Федькина. С лихостью отчаявшегося торгового агента-неудачника он пытается навязать Чичикову то «каурую кобылу», то «брудастую собаку с усами», то бричку и шарманку. «Ведь ты ж подлец!» — сказанные в адрес Павла Ивановича, эти слова в его устах звучат скорее комплиментом, чем ругательством. Герой Федькина признает превосходство приятеля, восхищается им, но не может преодолеть свою натуру, пытающуюся хоть как-то перехитрить и обойти собеседника. Жалко выглядит его плутовство в игре — единственном торге, на который ему удалось уговорить партнера. Обиженно-недовольный рефрен Ноздрева–Федькина: «Знаем мы вас, как вы плохо играете в шашки» и победный: «Давненько не брал я в руки шашек» Чичикова–Русскина придают этой сцене неповторимый колорит.
Диалог Павла Ивановича, роль которого в этой картине снова исполняет Русскин, и Собакевича можно особенно высоко оценить с точки зрения режиссуры. Виртуозный, искрометный торг настойчивого и хитрого мошенника с медлительным, неотесанным и непреклонным Собакевичем-Диком, перемежающийся своеобразными постановочными эффектами (появлением «мертвых душ», бегством жареного поросенка), неизменно вызывает смех зрителей.
Думаю, что эту постановку ждет еще более долгая жизнь. Необычность режиссуры, интересные трактовки персонажей, талантливый актерский ансамбль, современность прочтения бессмертного произведения — все это на протяжении десяти лет обеспечивает настоящий успех спектакля «Мертвые души» театра «Русская антреприза» им. А. Миронова.
