Сегодня, 28 апреля 2019 года исполняется 90 лет со дня рождения изумительного русского артиста Вадима Александровича Медведева.

Он родился в Крыму, в Ялте, и как будто навсегда напитался тем крымским солнцем.

Назови сейчас его имя, и кажется все должны вспомнить и "Двенадцатую ночь", и "Евгения Онегина", и "Хождение по мукам", его роли в Александринском театре и в БДТ. Долгие годы память об этом уникальном артисте поддерживает его друг, основатель театра имени Миронова Рудольф Фурманов. Вадим Медведев в расцвете сил, как было бы замечательно, если бы он успел выйти на сцену нашего театра. 

Нам кажется, что сегодня лучше данью памяти Вадима Медведева, станет если вы прочитаете главу из книги Рудольфа Фурманова "Из жизни сумасшедшего антрепренера"- "Аванс"  и еще раз пересмотрите "Двенадцатую ночь" и "Хануму", великолепный спектакль Ленинградского телевидения "Чайка"- с Игорем Озеровым, Ией Савиной и Медведевым и авторскую передачу Рудольфа Давыдовича "У меня еще есть адреса", посвященную Вадиму Александровичу Медведеву.                     

Обычно он шел впереди. Нес тяжелый чемодан с кинороликами и незло ворчал: "Кровопийцы! Присосались ко мне... Вот так и за моим гробиком пойдете..."

"Кровопийцы" -- это я и Валентина Ковель, тогда актриса Ленинградского Академического театра драмы им. А. С. Пушкина. В то время наша концертная деятельность напоминала жизнь маленькой бродячей труппы. Ни о какой машине и речи не могло быть. Шли, как говорила Валя, "от елочки к елочке". И концерты давали, по ее же выражению, "за деньги, зубы и аборты". Не было ни одного санатория или дома отдыха в пределах Ленинградской области, где бы мы не побывали с концертами...

Наши выступления начинались с моего бодрого объявления: "Знаменитая французская миниатюра Макса Морея "Покинутая". Когда-то этот номер исполняли Вольф-Израэль и Вивьен, Сухаревская и Тенин... Сегодня эту французскую миниатюру воплощает на эстраде третье поколение советских драматических артистов -- Валентина Ковель и Вадим Медведев". Ради того, чтобы самому участвовать в этом скетче в крошечной роли хозяина гостиницы, у которого, от силы, было слов десять, я должен был пройти довольно унизительную процедуру - тарификационную комиссию. Происходило все это во Дворце работников искусств им. Станиславского. Когда строгая женщина, заправлявшая концертными ставками, узнала причину нашего прихода, она сказала, кивнув на меня: "Да вы смеетесь! Он же половины букв не выговаривает. Какой из него артист?!" На что Валя ответила: "Почему это мы смеемся? Смеяться должен зритель". Так я получил свою первую концертную ставку 5 рублей 50 копеек. С этого дня я уже имел законное основание стоять на сцене и участвовать в концертах. Но главной моей функцией, конечно же, было представить артиста.

Вадим Медведев не нуждался в особых представлениях. Его полюбили сразу, как только вышли на экраны "Двенадцатая ночь", "Овод", "Большая семья", "Екатерина Воронина". А увидел я его впервые на съёмках "Кортика". Он ходил по павильону -- молодой, стройный, красивый, только что приехавший из Москвы. До армии закончил студию Камерного театра. Потом просто посыпались фильмы с его участием один за другим: "Двое из одного квартала", "Тропою грома", "Вдали от Родины", "Пиковая дама"...

А когда на экраны страны вышел "Евгений Онегин", эта популярность переросла всякие разумные пределы. Помнится, во Пскове чересчур рьяные поклонницы в припадке восторга подняли машину, в которой сидел Вадим, и перенесли ее на довольно приличное расстояние. А одна американская миллионерша написала ему письмо, в котором, помимо страстных признаний, был также план месторасположения ее виллы. Богатая леди мечтала заполучить русского красавца в качестве почетного гостя. Мне очень трудно подобрать слова, чтобы объяснить размеры и степень этой популярности. Пожалуй, такое несравнимо ни с чем. В Ленинграде даже был разоблачен аферист, который хорошо "зарабатывал" на своем внешнем сходстве с Вадимом. Он приходил в различные организации, представлялся его родным братом и беспрепятственно... собирал деньги, обещая на следующий день принести билеты в Пушкинский театр, где тогда служил Медведев. Когда Валентина Павловна Ковель узнала, что одна из глав моей книги будет посвящена ее мужу, она сказала: "Надо начать с того, какой это был красивый человек. Это был самый красивый мужчина в Ленинграде. Мы шли по Невскому и все (все!) оборачивались". Да, особенно девушки и бабушки! Но самой важной и интересной в кино для него в те годы была роль Телегина в экранизации трилогии "Хождение по мукам" Григория Рошаля, выходившей на экраны в 1957--59 гг., по одной картине в год.

Сестра Г. А. Товстоногова, Натела Александровна, впервые увидев Вадима Медведева, была поражена его внешностью. Не застав Георгия Александровича, он ушел, не представившись. Натела Александровна поделилась своими впечатлениями с братом: "Гога, тут без тебя приходил удивительной красоты человек, ну прямо из русской сказки, запорошенный снегом, он дальше порога не тронулся. Сразу ушел, я даже не смогла промолвить двух слов". -- "А! -- сказал Товстоногов, -- это был Медведев", сразу поняв, о ком идет речь.

Его лицо знала и обожала вся страна. А сам он говорил о своей внешности крайне пренебрежительно: "Опять за рожу в кино взяли". Это же подтверждала и Валя Ковель, на которую, что вполне естественно, я буду часто ссылаться в этой главе. (Господи, все чаще и чаще приходится употреблять этот беспощадный глагол "был", "была", "сказал", "подтверждала"...) У Вадима было одно любимое словечко. Когда пальто начинало изнашиваться, он говорил: "Пальто дрогнуло". Вернувшись домой с кинопроб "Войны и мира", где он должен был играть роль Курагина, которую в фильме потом исполнил В. Лановой, Вадим сказал жене: "Мое лицо, слава Богу, дрогнуло..."

Может быть, оттого с особым удовольствием в театре он играл характерные роли, а не героев. Он любил наклеить себе большой нос или как-то изуродовать свой великолепный мужественный подбородок с обаятельной ямочкой. Его тяготил шлейф всех этих "медведевских красавцев". Судья Ляпкин-Тяпкин в "Ревизоре" или звероподобный Шмиц в пьесе Фриша "Бидерман и поджигатели" были ему, кажется, милее.

Я помню наизусть все его роли в Пушкинском театре. Замечательно он играл Ведерникова в "Годах странствий" А. Арбузова или, например, Державина в "Друзьях и годах" Л. Зорина. Молодая Штыкан, молодой Медведев, великолепный Честноков, молодой Горбачев! А "Второе дыхание" А. Крона или "Изюминка на солнце" Л. Хэнсберри?! К сожалению, он не сыграл Дон Гуана в "Маленьких трагедиях" А. С. Пушкина...

Часто после концерта или после репетиций дома у Вадима, а жил он тогда на Черной речке, я провожал его в театр на спектакль. Мы сходили с трамвая № 2, который тогда останавливался на Садовой, напротив кинотеатра "Молодежный", где мы неоднократно выступали, и шли пешком в Пушкинский театр. Мне так нравилось, когда все обращали внимание на Вадима и оглядывались. А я шел рядом с ним! Тогда, видимо, и рождалось тщеславие моего характера.

Вспоминая работы Вадима Медведева в Пушкинском театре, не могу не рассказать одну курьезную историю. Заканчивая вечернее отделение политехнического института, я решил поступить на театроведение в Театральный институт на Моховой. Мой сводный брат Г. Капралов написал письмо А. Юфиту с просьбой оказать мне помощь в поступлении. Тот меня порекомендовал, я сдал экзамены, поступил и начал учиться. Для перехода на третий курс необходимо было сдать курсовую работу -- рецензию. В это время в Пушкинском театре заболевает В. И. Честноков, который играл Алексея Ивановича в "Игроке", и в спектакль срочно вводят Медведева. "Игрок" был замечательным спектаклем; сейчас, после увиденной постановки М. Захарова, я понимаю это еще более отчетливо, и рад тому, что в свое время не ошибался в оценках театра и актеров. Но какая рецензия? Когда? Некогда -- съемки в кино, концерты с Вадимом, инженерная работа -- дел по горло! Вдруг в "Ленинградской правде" читаю рецензию профессора С. Л. Цимбала, театрального критика, на "Игрока". Я беру статью и переписываю слово в слово, только вместо В. И. Честнокова ставлю везде: "В. Медведев"! И сдаю, очень собою довольный. В один прекрасный день в аудитории появляется профессор Д. Золотницкий, который вел у нас на курсе театральную критику, и, вынимая стопку студенческих работ, говорит: "Очень хорошая работа студента Рудольфа Фурмана (тогда я еще не прибавил себе окончание к фамилии), можно было бы за такую работу поставить пятерку. Но вся беда в том (и вынимает из того же портфеля "Ленправду"!), что все то же самое написал профессор С. Л. Цимбал о В. Честнокове. Но написал несколько раньше, чем курсовая работа Фурмана. Двойка". Я ушел весь красный, сгорая со стыда. Ушел и больше в институте не появлялся. Конечно, я мог восстановиться, но ничего для этого не сделал. Мне безумно нравилось, как Вадим играл Алексея Ивановича и очень хотелось об этом написать; но, видимо, не было еще в те годы опыта и литературного дара...

Его любили и узнавали повсюду. Один раз, путешествуя на катере, мы с компанией оказались без денег и керосина где-то близ Новгорода. "Ну, я попрошу, мне дадут", -- обнадежил нас Вадим. Однако он был таким грязным и заросшим, что даже предъявление паспорта вызывало у его собеседников только одно желание -- позвонить в милицию и заявить, что какой-то проходимец спер у артиста Медведева документы. И только одна старая кассирша в кинотеатре узнала знакомые черты и сказала: "Я сочту за счастье дать вам в долг".

Вот пришло время рассказать об "Авансе" -- так назвал свой первый катер Вадим Медведев, для которого речные путешествия были самой настоящей страстью. Однажды мы вернулись из Кронштадта, где были с концертами, на маленьком шестивесельном яле, купив его у демобилизовавшегося морячка. Вадиму посоветовали: "Надстрой каюту -- будет настоящий катер!" Так появился Иван -- на все руки мастер. И Вадим самозабвенно ему помогал. Он забыл обо всем на свете. Поклонницы ходили брошенные, ничего не понимая. Их не пускали на эту заповедную территорию. Шло строительство! А Иван бил по рукам знаменитого артиста, ругая его за неловкость. Знаменитый артист, весь в краске, работал до седьмого пота, не забывая отдавать приказы остальной команде. "Рубздилка! -- (так он меня окрестил) -- Шкурь, как следует. Не волынь!"

Он был настоящим капитаном своего "Аванса". Название было придумано Валей Ковель -- катер делался на деньги, отложенные с авансов. Кто только не побывал на этой посудине, над которой смеялись все моряки: "Эй, вы там на "Авансе"! Однажды "Аванс" чуть было не потерпел кораблекрушение на Ладожском озере. Шторм начался внезапно... Потом испуганным Вадиму, Вале и мне моряки сказали: "Никогда не ходите в Ладогу! Она очень коварна".

"Аванс" был связан с театром драмы им. А. С. Пушкина. А второй катер -- "Павел Петрович", названный в честь отца Валентины Павловны Ковель, был, можно сказать, частью истории Академического Большого драматического театра. На этом списанном немецком катере, с великолепной каютой из красного дерева, катались Товстоногов и Лебедев, Копелян и Макарова, Стржельчик и Басилашвили, Лавров и Юрский, Доронина и Смоктуновский... А сколько москвичей, от МХАТа до "Современника", побывало на этом катере в период их гастролей в Ленинграде.

6 июня 1974 года веселый экипаж, в составе которого находились Андрей Миронов, его брат по отцу Кирилл Ласкари, Владислав Стржельчик, Валентина Ковель, Вадим Медведев и ваш покорный слуга, решил торжественно отпраздновать день рождения Александра Сергеевича Пушкина... Роскошная белая ночь, настроение приподнятое, а выпивка на нуле. Проплываем мимо завода "Красная Бавария". И тут в голове Миронова рождается смелый и решительный план... Благо, никакой с воды охраны. На разведку я пошел вместе с Мироновым. Наверное, безымянная работница, сонно качавшая на заводе какой-то насос, запомнила ту свою ночную смену на всю жизнь. От скучного занятия ее отвлекло "видение". Перед нею собственной своей персоной стоял артист Миронов (в то лето он участвовал в съемках "Соломенной шляпки"). Знаменитость чинно расшаркалась: "Тысяча извинений! Не подскажете ли, любезная, где бы нам здесь пивка попробовать?" -- "Ой, настоящий Миронов!" -- воскликнула пораженная работница и скорректировала: "Прямо и налево". Мы с Мироновым надолго пропали в дебрях "Красной Баварии". Искать нас выслали Владислава Игнатьевича Стржельчика. Он возник все перед той же работницей совершенно внезапно и театрально возопил, воздев к ней руки: "Солнце мое! Не проходили ли здесь мимо артист Миронов и наш Юрок?" (Так в шутку иногда называли меня актеры, имея в виду знаменитого американского импресарио Сола Юрока,) "Ой, Стржельчик!.. Прямо и налево", -- работница, почти лишившись рассудка, все-таки направила Стржельчика туда, куда нужно. Надо ли говорить, что и он потерялся... Третьим в опасную разведку был послан Вадим Медведев. Когда он подошел к несчастной женщине, та уже была близка к обмороку, но сразу же узнала любимого артиста: "Ой, Телегин! Прямо и налево..." К тому времени пятнадцать лет не сходила с экранов страны кинотрилогия по роману "Хождение по мукам".

В шесть часов утра мы остановили наш катер прямо напротив музея-квартиры Александра Сергеевича Пушкина на Мойке. Чудная белая ночь и железный бидон не менее чудного пива "Красная Бавария" сделали свое дело. Никогда еще, я думаю, пушкинская поэзия не звучала столь вдохновенно... А вечером мы с Вадимом, словно в тумане, смотрели гастрольный спектакль МХАТа "Последние дни" М. Булгакова, в котором играла молодая Светлана Крючкова.

Имея звание Народного артиста РСФСР, все мыслимые атрибуты славы, Вадим никогда не страдал "звездной" болезнью. В какие-то моменты эта слава была ему даже в тягость. Одним из таких моментов была женитьба на Валентине Ковель. Кто-то от Фурцевой приезжал в театр "разбираться". Как это?! Всенародный герой бросил семью, детей... Времена-то были не шуточные. Однако скандал удалось замять. Но вдруг стали приходить письма. Пачками. Самого гнусного содержания. Письма, что особенно странно, написанные детской рукой и помеченные самыми разными адресами. Когда подобные послания стали получать уже и артисты театра, то чаша терпения была уже переполнена. Было заведено дело... Когда через полгода Валентину Ковель, наконец, вызвали и сообщили имя автора всех этих странных писем, она, разумеется, спросила, как он будет наказан и можно ли подать в суд. Ей ответили: "Нельзя. Ответчица покончила жизнь самоубийством".

Женщина, столь рьяно боровшаяся за возвращение Вадима Медведева в семью, оказалась его давней поклонницей. Уже не молодая учительница выпила большую дозу снотворного, написав предсмертное письмо, в котором были строки: "Я плевала в их сторону, а плевки возвращались ко мне. Я хотела сделать хуже им, а навредила только себе..."

Мне приходилось, кстати, несколько раз бывать в Большом доме по делу поклонниц Вадима Медведева. Когда, например, одно время Вадим, после разрыва с первой женой Шурочкой, жил у меня на Фонтанке, находились некоторые сумасшедшие, которые ревновали его ко мне. А мы любили женщин... Вадим говорил: "Смотри, мякиш пошел! Рубздилка, смотри, какая девочка, какой мякиш, мяконькая..."

Роман с Валентиной Ковель начинался на моих глазах в Евпатории, на Черном море. Группа артистов Пушкинского театра подготовила в отпускное время "для поправки бюджета" комедию Б. Нушича "Госпожа министерша" и мы поехали за заработком на юг. Валя ему очень нравилась и как актриса, и как женщина. Самое главное, что она его действительно любила. И Вадим это чувствовал... Александр Белинский, наш дорогой острослов, тогда сочинил стихи:

"Онегин, я скрывать не стану,

Как я безумно хохотал,

Когда ты Ларину Татьяну

На Вальку Ковель поменял..."

Валя Ковель никогда не обижалась; она всегда с блеском выступала в знаменитых капустниках Ленинградского Дворца искусств, зачинателем и бессменным постановщиком которых был Александр Аркадьевич Белинский, и постоянным восхищенным зрителем всех капустников, не пропуская ни одного, был Вадим Александрович Медведев. Когда у меня в 1963 году была свадьба, Вадим хотел на катере подплыть по Неве к Дворцу бракосочетаний и забрать нас со свидетелями в небольшое "свадебное путешествие" по Неве. Дворец на Неве был на ремонте, и регистрация проходила в другом дворце, далече от воды, на улице Петра Лаврова. Слава Богу, они с Ковель опоздали, пришли после спектакля, иначе сорвал свадьба сорвалась бы -- гости, забыв о молодоженах, только бы и глазели на Вадима. Так действовала на всех его красота.

7 апреля -- день нашего знакомства, и мы каждый год его отмечали. В 1988-ом, когда Вадима не стало, могли бы отпраздновать 30-летие, прошедшее с первого нашего совместного концерта...

Был в жизни Вадима и третий, последний катер "Амур". Куплен он был зимой, в декабре 1987 года. Вадим мечтал, как летом поедут они вместе с Валей на нем до своего домика в поселке Свирица. Это там, где Свирь впадает в Ладогу... У дома, в котором Вадим все сделал своими руками -- а были они у него золотые! -- стояла плакучая береза.

Предвкушая прелести предстоящего путешествия на "Амуре", Вадим в разговоре называл это ожидаемое "Амурской дорожкой"...

1 марта 1988 года Вадим Медведев сыграл свой последний спектакль "Смерть Тарелкина" в БДТ. Сыграл Варравина, одну из лучших своих ролей в театре. В ночь на 2 марта он умер. И не вышли мы с ним на запланированный концерт 4 марта и далее, далее, далее... Последний раз мы сыграли "Обыкновенную историю" и "Незаменимый" в ДК им. Дзержинского 7 января 1988 года.

И когда мы с Валей, "кровопийцы", пошли за его гробом, как он предначертал нам много лет назад, мы вдруг увидели название одной из дорожек Большеохтинского кладбища -- "Амурская дорожка". Здесь его и похоронили... А теперь, почти десять лет спустя, похоронили рядом и Валентину Павловну Ковель.

На похороны Вали я приехал из Москвы, с похорон Марии Владимировны Мироновой, которая покоится теперь рядом со своим сыном. Зная, что Валя второй месяц лежит в больнице в тяжелом состоянии, Мария Владимировна всегда спрашивала меня по телефону: "Как Валя себя чувствует? Не стало ли ей легче?" Валентина Ковель умерла в день похорон Марии Владимировны, 15 ноября 1997 года. Так в одночасье я вдруг потерял, проводил навсегда, двух самых близких женщин моих самых близких друзей -- Андрея Александровича Миронова и Вадима Александровича Медведева...

С Вадимом Медведевым связана незабываемая часть моей жизни. И даже если посвятить ему не главу, а всю книгу, невозможно рассказать о нем так, чтобы этот рассказ не померк перед яркостью его живого, обаятельного образа.

 (Полностью главу "Аванс" о Вадиме Медведева вы можете прочитать в книге Р.Д. Фурманова "Изжизни сумасшедшего антрепренера")