Пресса о спектакле «Старомодная комедия»

Автор: Елена Алексеева

Источник: «Час пик»

20 апреля 1996, № 16

Владислав Стржельчик и Алиса Фрейндлих. Сцена из спектакля. Нажмите, чтобы увидеть большую картинку

Премьера в «Русской антрепризе» имени Андрея Миронова не предвещала никаких открытий: старая «Старомодная комедия», знакомые артисты, Алиса Фрейндлих уже играла роль эксцентричной Лидии Васильевны в кино... Но оказалось, что Фрейндлих и Стржельчика достаточно, чтобы зал не казался неуютным, чтобы не пугали высокие цены на билеты и надпись на афише «спектакль-концерт». Два любимых актера — это уже много. А там — хоть телефонную книгу пусть играют.

«Обманула» ожидания и пьеса. За те годы, что не было ее на сцене (последний раз, кажется, в Ленсовете играли ее Вера Улик и Алексей Розанов), «Старомодная комедия» заметно похорошела, благородные седины ей явно к лицу. Признаюсь, пьесы Арбузова меня всегда раздражали: у советского Скриба была тяга к выспренныи изречениям, сконструированным сюжетам, пересахаренной мелодраматичности. Одновременно он умудрялся быть связанным по рукам и ногам советскими элободневностями. Почитайте-ка нынче «Иркутскую историю» — намаетесь! Одному А. В. Эфросу удавалось справляться с идеологией «Тани» или со слюнявостью «Сказок старого Арбата», которые все называли «сказками старого Арбуза». А. Фрейндлих, В. Стржельчик и режиссер Л. Шувалова основательно пьесу почистили, избавили от излишнего пафоса и откровенной «клюквы». Кое-какие рудименты, правда, остались: стоит только задуматься, в какие это годы Родион Николаевич, врач, 1921 года рождения, плясал лезгинку и комаринскую, борясь тем самым с тлетворным влиянием рок-н-ролла?.. Но в целом время облагородило пьесу, проявились вневременные черты, бытовые подробности подернулись романтической дымкой.

Да, конечно, трудно понять, как это может быть спектакль о любви без единого поцелуя. Без единого даже слова впрямую о любви. Но, может быть, оттого он и получился, что актеры играют некую свою историю — за текстом, над текстом. И главное не в словах, а в тончайшей паутине отношений, которая то и дело рвется, и приходится заново прясть ее, оберегать ее от малейшего дуновения ветра, не говоря уж о резком слове или движении... Как жадно, как упоенно вспоминает Она двух счастливых старичков, встреченных когда-то на Арбате: они шли, поддерживая друг друга и весело смеясь. Актриса проговаривает это воспоминание дважды — второй раз беззвучно, только дирижируя внутреннему своему голосу, как бы укладывая видение на заветную полочку памяти. Точно так же показывала она Родиону Николаевичу, как поет по утрам,— беззвучно. Здесь Фрейндлих верна себе: слова никогда не были для актрисы первичны, она гениальна в паузах, а жестах, в мимике, в танце. В финале, когда приходит такси, чтобы разлучить Ее и Его, и сигналит у крыльца. Она глядит беспомощно и растерянно, впервые как бы прося помощи, защиты. Только взгляд и моментально растерзанная ее пальцами гвоздика выдают страдание. Оставшись один, Он становится на колени, чтобы собрать с полу лепестки, а когда при звуке шагов поднимает голову, мы видим заплаканные глаза. Признание: «Я чуть не умер» — почти излишне. Мы и так уже все поняли и почувствовали.

Конечно, перед нами не просто бродвейская история с хеппи эндом. «Старомодную комедию» актеры играют и о нас, м о себе. Легкая, как перышко, меняющаяг ся в зависимости от погоды на дворе, немножко «крейзи», немножко клоун — Лидия Васильевна у Алисы Бруновны напомнила мне ее же Машу из давнего спектакля «Время любить». Этот спектакль тоже можно было бы назвать — «Время любить». Он о том, как сопротивляются люди старости. Владиславу Стржельчику труднее было справиться с его положительным героем, упорствующим^ в благообразии и высокопорядочности. Но когда артисту удается содрать с Родиона Николаевича маску, то Он делается типично арбузовским милым и чудаковатым старичком, вроде Балясникова или какого-нибудь гражданина из Гдова. Этот характер легче поддается наступлению старости, оттого и драма проживается интенсивнее. Любовь для них не просто возможна, она — единственный смысл жизни.

Каждый из нас в какой-то момент начинает чувствовать себя «мамонтом». Перестаем узнавать город, где родились. С удивлением листаем старую записную книжку, не в силах припомнить лиц.

Ворчим: «Когда мы были молодые...» Стареем? Но вдруг мелькнет что-то старомодное: милые люди, добрые слова, спектакль, лично к тебе, а не ко всему советскому народу обращенный,— и становится словно легче. Не то чтобы примиряешься с неизбежным... Просто восстанавливаешь ориентиры.